Эстетика лабиринта

   • конструктивные свойства архаического архитектурного сооружения с закономерной, рационально-иррациональной путаницей внутреннего строения;

   • художественно-эстетические, семиотические качества лабиринта как пространственного символа человеческого духа, заблудившегося в смыслах бытия, пребывающего в состоянии экзистенциального кризиса, когда утрачены важнейшие религиозно-нравственные ориентиры и душа не может пробиться к свету.

   В лабиринте совмещен ы порядок с хаосом, бессмыслица соседствуете глубокомыслием, разумное переплелось с неразумным. Пугающая запутанность, чреватая полной утратой способности к ориентации и возможностью гибели, соседствует здесь со строгой размеренностью чередующихся тупиков и манящих иллюзорных выходов. Лабиринт - аутентичный пространственно-графический смысл ообраз блуждающего человеческого духа, символ неизбежности заблуждений и попаданий в тупики, знак бесперспективности духовного поиска, осуществляемого безрелигиозным, вне- христианским сознанием. Он же - символ запутанности жизненного пути и затрудненности поиска выходов из сложных жизненных ситуаций. Ему созвучны образы темноты, слепоты, умонастроения интеллектуального отчаяния, метафизической безутешности, состояния утраченное™ надежд на спасение.

   Лабиринты могут иметь не только бесконечно разнообразные архитектонические конфигурации, но и обладают различной протяженностью в пространстве и времени. Для Одиссея лабиринт его блужданий на пути из Трои домой, на остров Итаку, распростерся на все Эгейское море и на десять лет жизни. Лабиринт судьбы Эдипа оказался трагичнее и страшнее: несчастный сын Лая и Иокасты проплутал в нем всю свою жизнь, совершив в темноте его переходов и тупиков страшные преступления, убив отца, женившись на матери, родив детей, являвшихся ему братьями и сестрами и в конце концов выколов себе глаза, которые не уберегли его от духовной слепоты.

   Социокультурный опыт многих поколений христианской эры свидетельствует о том, что человек способен плутать в извивах жизненного лабиринта-хаосмоса до тех пор, пока ему не.откроется, что Христос - это свет и истина, указывающий выход из всех лабиринтов мира.

   Образ лабиринта возвышается до статуса парадигмы в культурологии У. Эко. Для итальянского писателя лабиринт - это универсалия, содержательно-смысловая структура которой позволяет наиболее точно характеризовать такие макросистемы, как мироздание и социокультурный мир.

   В свете модернистского, т. е. секуляризованного, децентрированного сознания все сущее не имеет ни доминирующего начала-центра, ни явной периферии, ни отчетливо проступающих границ. Соответственно, модернистское сознание, пребывая внутри мира-лабиринта, лишено ориентиров и способно передвигаться, лишь руководствуясь собственными желаниями, капризами, прихотями. Аналогичным образом оно ведет себя и в творческой деятельности, где нет никаких препятствий для эстетической вседозволенности и непредсказуемости. Лабиринтное искусство не в состоянии ответить ни на один смысложизненный вопрос, т. к. пребывает вне их семантической сферы. Тем не менее, оно несет в себе определенное экзистенциальное содержание. Его суть сводится к тому, что безысходное пребывание в лабиринте - это недолжное состояние человеческого духа, в котором он не вправе пребывать слишком долго. В свете такого понимания совершенно особую роль обретает фигура Иисуса Христа. Если, - пишет Фуко, - допустить хотя бы на одну секунду, что Господа нет, что человек явился на землю по ошибке нелепой случайности, и предан своей смертной судьбе, и мало того - приговорен осознавать свое положение, и по этой причине он - жалчайшая из тварей, то это существо, ища, откуда почерпнуть ему смелость в ожидании смерти, неизбежно сделается тварью религиозной и попытается создать для себя какой-нибудь образ-пример. И вот тогда «среди многих примеров, которые ему удастся измыслить, в ряду примеров блистательных, кошмарных, гениально-утешительных - в некий миг полноты времен этот человек обретет религиозную, моральную и поэтическую силу создать фигуру Христа, то есть образ всеобщей любви, прощения врагам, историю жизни, обреченной холокосту во имя спасения остальных... Будь я инопланетянин, занесенный на Землю из далеких галактик, и окажись я перед лицом популяции, способной породить подобную модель, я преклонился бы, восхищенный толикой тео- гонической гениальности, и почел бы эту популяцию, мизерную и нечестивую, сотворившую столь много скверн, - все искупившей, лишь тем, что она оказалась способна желать и веровать, что вымышленный ею образец - истинен... Если бы Христос был не более чем героем возвышенной легенды, сам тот факт, что подобная легенда могла быть замышлена и возлюблена бесперыми двуногими, знающими лишь, что они ничего не знают, - это было бы не меньшее чудо (не менее чудесная тайна), нежели тайна воплощения сына реального Бога».

   ◘ Лит.: Дубин Б. Зеркало в центре лабиринта (О символике запредельного у Борхеса//Вопросы литературы. 1991. №8.